Пейсательство руками

Мальчишки с детства играют в войнушку. Да и вообще котируют игры, где каждый из них может с помощью меча-палки, пластмассового пистолета или резинового самострела завалить себе подобного.
Психологи говорят, что желание самоутвердиться за счёт умножения на ноль человеков - это один из атавизмов животного мира, где тот, кто сильней - тот и прав.
Мальчишки всегда мечтают убивать, но никто не хочет умирать.

...
"Крики, звуки страдания.
Крики о помощи. Груды бесформенных тел, из которых сложно было бы собрать человека, если, конечно, это придёт кому-то в голову.
Солдат, ползущий по своему собственному кровавому следу. Кто он - свой или враг, понять нельзя, его униформа почти полностью сгорела. Гуманнее добить.
Их сотни тут - кровавая мясорубка славно потрудилась. Валет, который воевал со мной в одной роте, думал, что снаряд в одну точку дважды не попадает. Его удивлённые, светло-голубые глаза надо было видеть, когда в воронку от взрыва, в которую он спрятался, залетела авиационная бомба. Залетела, посидела секунду в песке, будто бы давая полюбоваться её красотой, и с ехидным, дьявольским смехом взорвалась.
Я сижу в месте, которое раньше называлось "Высота 262". Теперь это больше похоже на равнину, испещрённую тысячами воронок от взрывов. Я очень устал. Уже не понять, кто на кого нападает - враг находится от меня метрах в 200-ах, в соседнем окопе. Я бы бросил туда гранату, но они закончились ещё два дня назад.
Командир орал нам, что враг - это скотина, убивающая наших жён, матерей, детей. Градус неадеквата и лютой ненависти после его речей зашкаливал. Именно поэтому, как мне кажется, в первый день боя мы потеряли 80% личного состава. Враг тоже, наверное, думал о нас также. Поэтому трупы его бойцов лежали точно таким же ровным слоем, как и трупы наших бойцов.
Из тыла постоянно, сначала полноводной рекой, а потом тонким ручейком, проникали наши запасные полки. Что самое печальное - их постигала та же участь. Провианта нет - я доедаю последний сухарь, и запиваю его водой, которая собралась на дне окопа. Я знаю, что заболею какой-нибудь кишечной дрянью, но что она мне? Скорее всего, я не доживу до пятницы. Как никто из нас.
Патроны тоже закончились. Тыловики и снабженцы не могут пробиться к нам. А всё из-за того, что фронта, как такового, нет - группы солдат залегли там, где были. Поэтому я не знаю, слева от меня, в соседней воронке, находятся свои или чужие. Речь большинства из нас превратилась в звериный рык, поэтому по языку понять уже ничего не возможно.
Я пишу это только потому, что нечего делать. Из оружия - только штык и ножик, сломанный где-то по середине лезвия. Командиры все убиты, и никто не командует. Да и толку то. Я вылезу из своего окопа только тогда, когда эти ужасные звуки с неба прекратятся. Где-то там, высоко, на нас смотрят пилоты бомбёров, открывая чрева своих люков, выпуская визжащую смерть.
Воздух полностью пропитался свинцом. Миллиарды пуль, тысячи снарядов, тысячи тел. Воздух пахнет кровью.
Мама, я не хочу умирать. Я..."

Прапор дочитал изорванный, залитый кровью дневник, перед классом ещё совсем детей.
- Мы так и не нашли имя этого солдата, дети. И тела его не нашли. Поэтому в понедельник мы ждём вас в призывных пунктах военкомата. Записывайтесь добровольцами! Отомстите за своего соотечественника!